СВИДЕТЕЛЬСТВО О ВОСКРЕСЕНИИ
Слово на всенощной в храме святителя Николая, что в Хамовниках (Москва), в субботу 25 мая 1968 г.
Христос воскресе! Христос воскресе! Христос воскресе!
Вот с этой радостью о воскресении Христовом жены мироносицы ранним-ранним утром покинули гроб, в котором был положен Иисус. Что же делает Мария Магдалина у этого гроба несколько часов спустя в слезах, в горе? Как она, утром еще осиянная вестью о Воскресении Господнем, теперь в плаче предстоит этому самому гробу? Что случилось с ней?
Случилось то, что, услышав ранним утром весть о Воскресении Христовом, она ее восприняла как победу Господню над смертью, как торжество Божие, а вместе с этим, как окончательную разлуку с Господом своим. Тогда ангелы возвестили женам о воскресении, но Самого Христа они не узрели. И вот она вернулась; вернулась, погруженная в собственное горе, забыв за своим собственным горем и о Воскресении Господнем, и о победе Божией, только окутанная тьмой этого будто непоправимого несчастья, что, правда, воскрес Господь, но никогда, никогда уж ей не видать Его, никогда не слышать ей Его собственного голоса, никогда не быть Ему в среде возлюбивших Его учеников, для которых Христос был – сама жизнь.
И вот, погруженная в горе среди этой славы, окутанная тьмой среди этого сияния Воскресения Господня, она – у гроба. И она так погружена в свое горе, что не видит она ангелов, которые утром уже возвестили ей и другим о Воскресении Христовом, она видит только горе свое неизбывное, безнадежное. Она видит гроб – и не находит в нем торжествующего свидетельства о Воскресении и о победе, она видит в нем поражение – не Божие, свое. Окутана она тьмой собственного горя.
Разве не бывает часто с нами, когда умрет близкий, родной человек, что в момент смерти коснется нашей души крыло веры, загорится в нашем сердце уверенность о том, что «жизнь жительствует», что смерть побеждена, что любовь не может быть покорена… А потом проходит иногда короткое время, и мы возвращаемся к сетованию, к своему горю, к своему несчастью, и за ним собственной, только что пережитой радости мы не умеем больше ощутить. Торжество победы заглушено нашим горем. Так и в этом рассказе: Мария Магдалина не видит. Не видит света, не видит ангелов, не чует победы, видит только гроб, и притом гроб особенно страшный, потому что этот гроб пуст. Даже нельзя поплакать над любимым телом, даже нельзя побыть с Тем, Который теперь умер, но Который хоть плотью Своей еще среди людей. Нет этой плоти…
И ангел Господень, стараясь возбудить ее, привести ее в сознание собственного опыта Воскресения, обращается к ней с вопросом: «Что ты плачешь, женщина? Кого ты здесь ищешь?» Но и тут она не узнает его голоса, не поднимает на него глаз; она только отвечает: «Взяли Господа моего и не знаю, куда положили Его». И сказав эти слова, она от ангела-благовестника, от утешителя, от радости своей отворачивается: не воззрела бы на него! Зачем с ним говорить, что он может сделать для моего горя?
Опять скажу: разве не это бывает часто, когда умрет дорогой нам человек, и кто-нибудь близкий, родной, живой свидетель нашего собственного опыта победы Божией и Воскресения Господня нам хочет напомнить о том и тихо говорит: «Что ты плачешь? О чем? Что с тобой?» И мы отвечаем: «Умер! Умер… умерла моя любовь…» – и отворачиваемся: «Отойди прочь с твоим утешением, с твоими теплыми словами. Я хочу плакать, я хочу горе свое до конца пережить, чашу свою хочу испить до конца»…
